В моей работе с психозами я нашел много различных видов симптомов, относящихся к полету идей или “ воздушным мыслям”. Так, как будто бы в попытках мышления некоторые мысли улетают из-под контроля думающего. Складывается впечатление, что некоторые пациенты не наполнены мыслями и, также, чувствами, они пусты. На самом деле, мысли вряд ли могут быть отделены от чувств, поскольку мышление эмоционально в своей основе.
Хавьер Субири, испанский философ, сотрудничающий с великим Ортега-и-Гассет, говорил о “inteligencia sentiente”1 (чувствующем интеллекте). В шизофрении и “обсессивных ” психозах, предметные и словесные представления обычно лишены всех чувств, они становятся как показывает мой опыт, a-motional (где префикс “a-” означает отсутствие или лишение). Слово “a-motion” означает, что осмысленные чувства лишены движения, как будто бы переживание осмысленных чувств было парализовано и лишено всей жизни. Иногда в психопатологии мысли улетают или изгоняются умом. Это как будто бы череп, где, как говорят, живет ум, становится своеобразным “гнездом мыслей”: там мысли рождаются, и о них заботится материнская функция, вмещающая череп-ум. Иногда некоторые мысли смешаны или спутаны с противоположными идеями, подобно внутренней войне в уме; это особенно очевидно в случае шизофрении. В такой ситуации одна мысль будет стараться изгнать другую, которая ощущается как противоположная: как враг. Изгнанные мысли, или система мыслей (идеи), иногда будут переживать чувство потерянности “в открытом пространстве”. Если они не найдут убежища или другого ментального гнезда, которое теплее, чем череп, они могут трансформироваться в лишенные, дикие чувства. Бион говорит о “мыслях без мыслителя”: становятся ли они “дикими”, когда остаются сами? Ожидает ли мыслитель, восседая на своем “королевском” троне, пока придут мысли, и он может решить, что делать?
Мой пациент, которого я назову Филипп, не мог ни говорить, ни думать. Однажды, однако, во время сессии он сказал: “Сегодня облачно. Нет солнца”. Насколько я мог видеть, солнце светило, поэтому я спросил его: “Где облака?” Он ответил: “В моем уме”.
Через некоторое время он сказал, что может видеть крошечные частички в тумане. “Это - мысли?”,- я спросил его. “Нет”, - ответил он, - “это что-то такое, что было до настоящих мыслей, более древнее, чем они”. Поскольку облако становилось более плотным и более твердым, оно превратилось в стену. Филипп сказал: “Если Вы думаете, что я прячусь за стеной, Вы ошибаетесь. Я внутри стены, я захвачен ею, я ею огражден”.
Затем он говорил об облаках - овцах, объявляя, что приближается дождь. Словосочетание облака- овцы по-итальянски также означает сообщение о небольшом дождике: pioggia a cantinnelle. В уме Филиппа - прыжок, полет сокровенных туманных мыслей, которые не совсем мысли или просто освобожденные частички, изгнанные в небо... Это означает, что окаменевшие мысли или прото-мысли становятся публичными и космическими существами. Но в любой определенный момент туманные или мутные спутанные мысли могут стать текучими и трансформироваться в чувства или слезы... Болезненный, страдающий разум сможет плакать, лить слезы и очеловечиваться.
Филипп, шизофреник 23-х лет, был достаточно одарен в рисовании, посредством которого общался. Однажды он пришел со своим отцом, который сказал: “Он сегодня не разговаривает, он закрыт”. Но когда Филипп стал двигать руками, я интерпретировал это как то, что Филипп хочет что-то сказать своими руками. “Может быть, ты хочешь рисовать?” - спросил я у него, и таким образом он смог бы выразить себя, не рискуя покинуть свой закрытый мир и закрытый рот. Руки могли стать своеобразным продолжением схемы его тела (Paul Schilder), подобно амебе с её псевдоножками. Это что-то вроде частичного расширения, которое выражает потребность в контакте или принятии чего-то, не выходя за барьеры (такие как аутистические защиты в шизофрении).
Думает ли пациент-шизофреник? Блейер предложил идею autische denken , то есть они способны думать, но в дереалистической манере, существующей в их собственной специфической реальности.
На рисунке Филиппа облака выглядели как руки, своего рода цепь “мыслей”, одна за другой; помогают ли они друг другу, протягивая друг другу руку? (Филипп также принимает участие в терапевтической группе психотических пациентов).
На последующей сессии он сказал мне: “Сегодня солнечно”. “Где?”, - я спросил его. “В моем уме: я могу думать.” На улице в самом деле светило солнце, и он сделал детские рисунки, на которых постарался ухватить живые лучи солнца, “короля” его вселенной.
На нем также изображен ящик - и одновременно стул - внутри которого - “мысли-овцы”, ожидающие пастуха, парализованные и / застывшие от удивления. Облака-овцы, превратились в маленьких барашек внутри закрытого прямоугольного ума, где парящие и утерянные мысли должны найти место для отдыха, в этом случае - прямоугольное гнездо.
Филипп начинает думать сам, придавая значение своим мыслям и осмысленным чувствам. “Как это происходит, что ты можешь теперь думать?” - спросил я. “Просто думая...” был ответ. Однако, под актом мышления подразумевается живая трансформация, в которой застывшие или парализованные образы или чувства становятся живыми: e-motional.
Это убедило меня в том факте, что его голова, его “череп”, стал защитным теплым гнездом. В этом случае его мысли могли чувствовать себя живыми, и таким образом, хорошо уживаться друг с другом и становиться наполненными движением: они могли “двигаться / быть движущимися”, т.е. становиться e-motional.
По мнению Филиппа, мыслитель создан уже самой возможностью связывать одиночные живые мысли вместе: внутренним диалогом мыслей.
Стараются ли живые мысли вступить в какой-либо вид взаимоотношений друг с другом и стать группой или миром в самих себе? Что это за энергия силы, как сказал Фрейд, которые могут дать жизнь внутреннему миру, которые могут сделать возможным, чтобы мысли разговаривали между собой? Иногда, однако, конкуренция и дух внутренней войны могут быть могущественными, особенно в случае расщепленной личности.
Филипп сделал рисунок, на котором соперничающие мысли / существа были футболистами из другого времени, другой эры - но там не было мяча, разве что, возможно, он видел его в галлюцинациях.
В болезненном пафосе рисунка этого футбольного поля, паралич обеспечивает избегание движения. Возможно потому, что это может оказаться убийственным движением?
Разглядывая детально часть этого рисунка, мы видим образ доисторической гравюры. Это напомнило мне об историческом открытии гравюр на камнях и скалах Эммануэлем Анати (Италия) в Валькамонике (Италия), где он основал Камунский Центр как место исследования доисторической культуры Камуно. Мне лично очень повезло побывать там и обсуждать с ним и его коллегами идеи о доисторическом искусстве и его культурной основе.
Если мы смотрим на рисунок как на “доисторических игроков”, наш взгляд может измениться.... Так, будто бы внутренний примитивный культурный фон ума появляется на игровом поле. Это может помочь нам понять происхождение игры и “игр” в нашем собственном внутреннем мире, в мире, в котором образы замаскированы под примитивные мысли. Иногда игра может стать боем или соперничеством между игроками. Мы можем также постараться понять, следуя идее Биона, различные виды находящихся там“ трансформаций”: насколько мутные, примитивные и соперничающие между собой мысли, исходящие из мглы или освобожденные из состояния огражденности, могут развиться в потенциальный внутренний диалог.
Когда есть внутренняя конкуренция или внутренний враг, имеющий дело с объектными отношениями, как внутренними так и внешними, (Мелани Кляйн), появляются контекст отношений и языка. Является ли мышление частью живой сети осмысленных чувств? Является ли сеть соприкосновением различных сфер или периодов, принадлежащих к нашей внутренней и внешней культурной истории? Память создана из следов или чувственных гравюр на материи ума, появляющегося из неизбежного обмена между внутренним и внешним мирами. Это то, что я предложил в своей последней книге, Археология Ума2, в которой, следуя идеям Семона3, упомянутого Фрейдом4, и Олагнер и ее идеи “пиктограммы”5, я смог детально разработать теорию, согласно которой сенсорные влияния теряют все различия по отношению к ранним ранам. Все это взятое вместе, позволяет нам считать, что происхождение боли и удовольствия неотделимы друг от друга или идут вместе, спутавшись. Новорожденный ребенок (возможно, даже находящийся в утробе) вероятно, чувствителен к любому чувственному опыту, все еще недифференцированному, но оставляющему одно и тоже - рубец или рану. Страдание, без сомнения, является самым ранним опытом человека.
В переносе феноменологический опыт Филиппа несет свидетельство элементов, вероятно, относящихся к происхождению мышления в связи с чувствительностью и устройством воображаемого мира. Маленькие частички или “атомы”, описанные Филиппом, (в манере до-Сократовских мыслителей) изменяют природу вопроса согласно различным состояниям эмоционального мира. Антуан Арте, великий французский поэт, бывало говорил, что для него, анатомические и атомные тела взаимосвязаны. Сгущение, мгла и туманность отправляют нас назад к концепции первичного состояния спутанности сознания (в котором Я еще не может различить понимание от непонимания)6, которое в свою очередь относится к символическому состоянию, или протоментальному в концепции Биона.
Сенсорный опыт восприятия, согласно утверждению Юлии Короминас7 очень важен для того, чтобы вступить в контакт с первичным опытом ребенка. Различные состояния ума Филипа относились, как я ранее предложил, к различным состояниям или до-историческим и историческим уровням его бессознательной памяти. Я думаю, что география нашей памяти и шрамы наших ран становятся мнестическими следами первичного чувственного опыта. Взятые вместе, эти раны образуют своеобразный орографический ландшафт нашей личной истории.
Когда Филипп нарисовал стадо овец, ищущих пастуха, я вспомнил высказывание Ницше о том, что “безумие - это стадо, потерявшее своего пастуха”.
С недавних пор Филипп стал чаще говорить о том, что он хотел бы захватить солнечные лучи, чтобы стать сильным, но в то же время он завидует сыну короля (солнца) и в своем рисунке он показывает кулак.
В феноменологии мышления Филиппа, идея раны появляется, когда сильный ветер беспокоит и ранит его ум, т.е. когда он чувствует себя травмированным этими элементами природы. Мысли, между природой ума и телесным существованием, могут постигаться как существа, которые изменяются, несмотря на то, что в одно время они могут быть парализованы, а в - другое - полны жизни; дружные или соперничающие, они могут удерживаться живыми и мобильными. То, что иногда преобладает - расстройство и разногласие между чувствами и мыслями - это происходит тогда, когда осмысленные чувства отчуждаются. В таком случае ум, как место для мышления, может чувствовать потребность в изменении окружения и построении новой сети, в которой идеи будут удерживаться и сохраняться живыми.
То, что преобладает в шизофрении - это противоречивые и дезорганизующие тенденции; это вдохновило Часлина, великого французского психиатра, использовать термин "folie discordante", для которого Блейелер в 1911 году применил название “шизофрения”. Блейлер почувствовал, что то, что Часлин назвал “противоречивое безумие” было хорошим описанием того, что он сам назвал шизофренией.
Филиппа обычно госпитализировали в психиатрическую клинику раз в году - всегда, приблизительно в одно и тоже время, в июне. Как только он начинал участвовать в аналитической группе с другими психотическими пациентами, он пытался справиться со своим живым временем. Иногда это было больно, и ему требовалась помощь, чтобы поместить это - в контейнер, сделанный из дружественных рук, которые вместе образуют цепь. Он должен был встретиться со своей обычной депрессией и чувством потери, и потому - прожить процесс скорби.
Он выполнил рисунок, изображенный вверху. Это - наручные часы, которые выглядят как страдающий мальчик с опущенными руками и многочисленными ранами на левой руке. Он старается удерживать или ему помогают удерживать его живое время во время подавленного состояния: это происходило в июне.
Филипп мог выражать свою депрессивную позицию (Мелани Кляйн), но он не мог удерживать ее своими собственными руками. Требовалось много рук, чтобы помочь ему в этой функции наполнения, пока он стал способным справиться со своими собственными чувствами - например, такими как чувство утраты и боли от его нарцисстических ран, и с тем, что он не был “ магически” любим девушкой, с которой никогда не общался. Кроме всего, в своей депрессивной позиции он понимал, что действительно психически болен и не находится в контакте с реальностью. Он начал определять “дыры” которые он чувствовал, говоря что это происходило, когда люди начинали его критиковать голосами, которые, возможно, были галлюцинациями.
Несмотря на это он чувствовал потребность в общении и хотел, чтобы его ценили и любили как в нашей группе, так и другие люди вообще. Он чувствовал вину от того, что был слишком требователен к своим родителям и огорчал их повторяющимися расстройствами. Тот факт, что у него не произошло еще одного срыва, было выражением чувства любви по отношению к его семье и ко мне как его аналитику.
Филипп мог улетать из своего ума и облачать свои чувства и мысли в форму облаков, парящих в небе.
В своем докладе я хотел бы, также, рассмотреть парящие мысли, изгнанные его умом. Бион говорил о том, что парящие мысли становятся утерянными и “дикими”. Это то, о чем я писал в своей работе, опубликованной во Франции на французском языке в 1998 году, “Pensées sauvages en quête d’abri” [“Дикие мысли в поисках пристанища”]: “Дикие мысли эмигрируют из своего гнезда и подвержены чередованию влечений к жизни и смерти. Они становятся чувствами или мыслями, потерянными в дебрях космоса.
Парящие мысли, изгнанные в открытый космос, чувствуют себя покинутыми; они становятся дикими, потому что они не знают, куда идти и где их родное гнездо.
Обычно в психозах пациенты, которые избавили себя от своего внутреннего преследующего объекта, испытывают невыносимые депрессивные чувства и не признают свои собственные изгнанные мыслей, когда хотят, чтобы они вернулись и были ре-интроектированы. В своей книге Инвазивные объекты,8 Пол Вильмс описывает их как “вторгающиеся яростные интроекции”, которые на самом деле должны рассматриваться как само-реинтроекции или беспокоящие эмигранты, которые не признаются как таковые... Утерянные мысли, разлетаясь, часто не признаются материнским гнездом. Отпущенные и бесцельные, они ведут себя как потерянные птицы, которые сходят с ума. Когда они не приручены, согласно идее Биона9, это останавливает их от возвращения в ум их “творца”. Я думаю, что “мозг” также может быть приручен, так, чтобы быть менее тяжелым и узнать эти мысли-инфанты. Иногда они могут казаться преследующими захватчиками, прибывающими с другой планеты. У пациентов могут появляться галлюцинации в виде иностранцев на улице... Но когда мы просим описать эти иностранные существа, часто мы обнаруживаем, что они имеют схожесть с самими пациентами. В таком случае пациенты нуждаются в помощи, чтобы признать, что чужеземцы - это часть их самих, части, которые были изгнаны и трансформировались во вторгающиеся фигуры.
На самом деле эффективность терапевтического процесса в психозах лежит в помощи пациенту приручить дикие мысли, сделать их дружными, вновь принадлежащими уму или гнезду, где они были рождены. Иначе они опять могут превратиться в скитающихся птиц-астронавтов, потерянных в открытом космическом пространстве. Если мозг узнаёт и принимает их обратно, они возвращаются домой - ум становится богаче и мыслительные процессы нормализуются. Однако, мыслитель, в котором эти мысли родились, не всегда узнает их, таким образом страдание возобновляется между новой иммиграцией и вынужденной эмиграцией.
Патологическая проективная идентификация, как ее описала Мелани Кляйн, очень полезная концепция. Хотя люди могут стараться быть и существовать внутри другого места или объекта, никто никогда не приобретает свою идентичность внутри “кожи” другого человека.
Мелани Кляйн была вдохновлена романом Джулиана Грина «Если бы я был тобой», когда делилась своим пониманием проективной идентификации. Герой этого романа, Фабиан Эспесел, искал новую идентичность. Он не мог вынести пребывания в своей собственной коже. Он хотел находиться в коже кого-то другого, кем бы мог восторгаться, кого-то, кто мог вызывать чувства одновременно восхищения и зависти. Объект зависти становится объектом восхищения или идеализации, то есть таким, каким хотел стать он. Это тот случай психоза, в котором пациент хочет надеть маску человека, которым он или она завистливо восторгаются. Фабиан старался забраться внутрь людей, которые с ним работали и которых он обожал. Но он никогда не был счастлив. Становясь кем-то, он тут же снова хотел быть еще каким-то другим человеком, перед которым очень сильно преклонялся. Он никогда не мог быть полностью счастлив. В некоторой степени разочарованный, но в то же время счастливый снова быть собой, Фабиан возвратился в свое собственное тело - но слишком поздно: чтобы умереть.
Одна из проблем, возникающих у психотических пациентов - то, что иногда они не могут освободиться из-под маски идеализированного объекта или личности, попадая в ловушку. Они теряют шанс снова быть собой. Это то, что случилось с Фабианом в романе Джулиана Грина.
Заключение
Моей целью в этом докладе была возможность поделиться с читателями своими чувствами и опытом, которые я приобрел во время моих попыток помогать людям, находящимся в затруднительном положении и чувствующими себя потерянными в их внутреннем и внешнем психотическом мире. Я также хочу показать, как я вовлечен в этот болезненный и захватывающий процесс, имея возможность находиться в том трудном и творческом мире, а также продемонстрировать состояние общности людей в терапевтической ситуации переноса.
1 Xavier Zubiri, Inteligencia Sentiente: Inteligencia y Realidad, Alianza Editorial, Madrid, 1980.
2 Resnik, S. (2011). An Archaeology o f the Mind. Silvy edizioni, Italy.
3 Richard Wolfgang Semon (22 August 1859, Berlin - 27 December 1918, Munich) был немецким эволюционным биологом, который верил в наследственность приобретенных черт и применил это к социальной эволюции. Его идея о мнеме (основанная на греческой богине Мнеме, музе памяти) развивалась в начале 20 века. Мнеме представляет память от внешнего-до-внутреннего опыта. Он предложил идею написанных или выгравированных раздражимых веществ в уме. Книга Семона Die Mneme непосредственно повлияла на Мнемостический проект историка идиосинкразического искусства Аби Варбурга . Semon, R. (1921). The Mneme. London: George Allen & Unwin.
4 Freud, Sigmund, “A note upon the ‘Mystic Wrinting-Pad’,” 1925 (1924), S.E., Vol. 22.
5 Французский психоаналитик Пьера Олагнер пишет о пиктограммах бессознательного. Лично я думаю, что оригинальные чувство-восприятия (или Мнеме по терминологии Семона) - болезненный знак, оттиск, болезненно колющий такую в значительной мере хрупкую материю как наш ум.
6 See Resnik, S., An Archaeology of the Mind, op. cit., p.166.
7 “Psicopatologia e sviluppi arcaici”, Borla, 1993.
8 Williams, P. Invasive objects, New York & London: Routledge, 2010.Книга Семона Die Mneme непосредственно повлияла на Мнемостический проект историка идиосинкразического искусства Аби Варбурга . Semon, R. (1921). The Mneme. London: George Allen & Unwin.
9 Bion, W. R. “Taming wild thoughts”.
