Сержио Бенвенуто
В течение многих лет я наблюдаю онлайн или очно за супервизионными группами российских психоаналитиков, которые живут и практикуют в разных городах, даже за пределами России. Это дорогие друзья, а также коллеги, которые внимательно следят за западным психоанализом, особенно французским, многие называются себя лаканистами.
Некоторые из этих аналитиков ненавидят Путина и называют его Путлер (Путин + Гитлер), говорят, что режим следит за ними, и осуждают вторжение в Украину. Но не многие из них. 28 февраля у меня состоялась встреча с одной из групп, действующей более 20 лет, для обсуждения клинических случаев. Несколькими днями ранее мне прислали письменное описание случая для обсуждения на онлайн-супервизии.
Я пытаюсь изложить дискуссию так, как она происходила, более или менее. Всего было человек десять, которых я буду называть по буквам алфавита. Разговор проходил на английском языке.
Сержио Бенвенуто: «Я ознакомился с клиническим случаем. Но прежде чем его комментировать, я хотел бы спросить у каждого из вас ваше мнение о нынешней войне в Украине».
Некоторые участники спросили меня, зачем.
СБ: Потому что психоанализ проводится не на Луне, а на Земле. Психоаналитик тоже гражданин, он живет в обществе, в котором живут его анализанды. Кроме того, я убежден, как и Лакан, что психоанализ не является нейтральной техникой лечения, а основан на этическом подходе к субъективности. Психоанализ — это прежде всего этическое лекарство, и в этом смысле он имеет политическое измерение. Поэтому некоторые этико-политические варианты несовместимы с психоанализом — например, фашизм и расизм».
А (руководитель группы): «Я думаю, что это не просто война между Россией и Украиной. За этой войной стоят многие западные страны, использующие Украину для войны с Россией».
B: «Я смотрю на вещи как психоаналитик. По-моему, Украина все эти годы дразнила Россию, пока не получила то, что хотела, войну. Я считаю, что обе страны этой войной воплотили в реальность своё желание: конфликт».
СБ: «Этот тезис напоминает мне тезис, выдвигаемый некоторыми, что у евреев было бессознательное желание быть преследуемыми, быть жертвами. Может быть даже, что во многих евреях есть какая-то страсть к виктимизации. Но поскольку Гитлер начал их преследовать, а затем истреблять – аппеляция к этим возможным бессознательным фантазиям становится способом оправдания Shoah (Катастрофы). Порядок анализа бессознательного и порядок реального насилия должны быть разделены. В случае Холокоста психоаналитик не может поступать иначе, кроме как быть на стороне евреев. И не только потому, что Фрейд был евреем.
Другой пример. В нашей практике мы замечаем, что у некоторых женщин возникает эротическая фантазия об изнасиловании. Означает ли эта эротическая фантазия, что если их насилуют в реальности, то они не жертвы? Женщина, у которой есть фантазии об изнасиловании именно по этой причине, может быть гораздо более травмирована реальным изнасилованием, чем та, у которой их нет. Если я вижу изнасилование, я сообщаю о насильнике в полицию, я не могу принимать во внимание мазохистические фантазмы жертвы.
Было ли у многих украинцев неосознанное желание воевать с Россией? Даже если бы было, это вовсе не оправдывает вторжение в другую суверенную страну, которая уж точно не нападала на Россию».
C: «Я родился в Украине, и у меня есть родственники и друзья в Украине. Я чувствую себя наполовину украинкой (украинцем?). Но это не мешает мне смотреть на вещи и с российской точки зрения. Вы упомянули про евреев. В украинском гимне есть фраза “не вмерла Украина “, короче, Украину желают воскресить. Евреи тоже хотели воскреснуть в виде своей родины, и в конце концов у них появилась родина, Израиль. Но какой ценой! У них всегда конфликты и войны с соседями».
СБ: «Вы имеете в виду, что украинцы, как и израильтяне, обречены на бесконечные проблемы с соседями. Но есть существенная разница: евреи массово ехали в Палестину отовсюду, а украинцы всегда были на Украине. Они не колонизировали землю, населенную другими».
B: «Запад не может обвинить Россию в нападении на другие страны, учитывая, что западные страны в последние десятилетия нападали на Ливан, Сербию, Ирак, Афганистан, Ливию… Это логика силы, которая применима к вам также, как к нам. Джорджио Агамбен тоже так говорит: даже моральный дискурс есть дискурс власти. У Запада нет легитимности читать нам нравоучения».
С: «Вы, западники, не давали Украине и России решать друг с другом свои проблемы, вы ввязались в конфликты, которые не ваши».
СБ: «Я был среди тех, кто резко осудил англо-американское вторжение в Ирак в 2003 году (Обама, тогдашний сенатор, тоже голосовал против этой войны) по тем же причинам, по которым я сейчас осуждаю вторжение в Украину. При том что я согласен, что есть смягчающее обстоятельство для вторжения в Ирак (что для меня не снимает обвинения): это то, что Саддам Хусейн был диктатором, истребившим часть своего народа. При этом Зеленский не Саддам: он актер, демократически избранный своим народом значительным большинством голосов. Для других западных вторжений, о которых вы говорите, я думаю, есть более тонкие причины.
Однако даже если Запад совершил ужасные преступления, это не оправдывает того факта, что сегодня Путин (в переводе с итал. – путинская Россия) сама совершает преступление. Это все равно, что сказать: «Раз мой сосед украл у другого, значит, и я ворую»».
D: «Вы сделали из Путина монстра, как если бы он был Гитлером. Вы придумали козла отпущения. Но это ваша фантазия».
СБ: На самом деле, когда мы говорим Путин, мы имеем в виду политическую линию. Мы имеем в виду не психологию человека или даже людей из его окружения, а политическое действие и видение, которые мы осуждаем. Когда я говорю, что мы в состоянии войны, я вовсе не имею в виду войну между украинцами и представителями Запада с одной стороны – и русскими с другой. Война идет по всем направлениям. Война – между теми, у кого есть одно представление о политике и свободе, и теми, у кого – другое».
F: «Сам Зеленский публично заявил, что украинские солдаты используют бомбы [...со смертоносным и запрещенным материалом, состав которого я не помню – прим. редактора]»
А: «У вас, европейцев, есть определенное представление о демократии, и вы хотите навязать его всем остальным. Вы хотите экспортировать его с оружием, как вы это сделали в Афганистане. У нас есть определенное представление о демократии, не совпадающее с вашим. Но всякий, кто отклоняется от вашей модели демократии, для вас – Гитлер, негодяй. Вы хотите навязать нам свои принципы. Мы голосовали за Путина свободно, нас никто не заставлял голосовать за него».
СБ: «Правда, Гитлер тоже пришел к власти в 1933 году благодаря свободным демократическим выборам, за него проголосовало около половины немцев. Но хотелось бы понять, чем ваше представление о демократии будет отличаться от нашего. Включает ли ваше представление о демократии тот факт, что государство может вторгнуться в другую нацию, признанную ООН и всеми другими странами?»
А: «Но украинцы всегда были против русских, даже во время последней войны. Некоторые, как Бандера, вступили в союз с нацистами и совершали преступления против мирных жителей. И сегодня Украина ставит памятники этому убийце. Затем, после войны, Бандеру принял Запад, конкретно Западная Германия. А сколько других пронацистских украинцев…”
СБ (перебивая): «Это вещи более чем 70-летней давности… Нет, мой вопрос в том, что вы думаете о том, что происходит сегодня между Россией и Украиной. И я хотел бы услышать каждого из вас, чтобы понять, с кем я работаю».
D: «У меня есть друзья и родственники в Украине, которые говорят по-русски. Мне рассказывают, что даже в 5-6 лет учителя спрашивают детей, говорят ли они дома по-русски или по-украински. Они хотят знать, смотрят ли они российские программы по телевидению… Короче, они используют детей, чтобы шпионить. Они хотят навязать всем украинский язык».
{I: «Я живу в Вене. Все СМИ здесь говорят об Украине и ничего – о России. Все на стороне украинцев и российская точка зрения никогда не излагается, никогда. Это пропаганда режима».
СБ: «Я не знаю, что происходит в Австрии. В Италии буквально вчера вечером на дебаты о войне был приглашен корреспондент ТАСС в Италии, который смог высказать официальную российскую точку зрения. Они также взяли интервью у молодого итальянца, который много лет находится в Донбассе, чтобы воевать с сепаратистами против Украины, и говорит, что делает это, потому что он коммунист… Но они оба никого, по-моему, не убедили».
С: «До Путина наша страна голодала, у нас ничего не осталось. После Путина мы добились определенного благополучия, нам было возвращено наше достоинство…»}
B: «Я разочарован, потому что думал, что вы (отчасти) понимали русский мир. Мне кажется, что вы не понимаете в нас чего-то существенного. Я голосовал за Путина, я уважаю путинские решения, я восхищаюсь Путиным (он наш лидер)… Я русский и принимаю, что он делает. Чего вы не поняли, так это того, что Путин — это Россия!»
СБ: Гитлер тоже говорил, что Германия — это Гитлер, а Гитлер — это Германия. Но как психоаналитик я не могу верить в тождества и всегда рассматриваю идентификации – как отчуждения. Я предпочитаю российских друзей, осуждающих политику Путина, по крайней мере, до последнего времен .
Мой отец, родившийся в 1916 году, всегда был антифашистом в Италии. Когда разразилась война против англо-американцев и Советов, он надеялся, что фашистская Италия проиграет войну, а англо-американцы и Советы – победят. Был ли он предателем страны? Конечно. Но он не изменил своим принципам. В конце концов, сама Италия перешла на другую сторону и встала на сторону против нацистов. Мой отец был диссидентом. И я знаю, что и здесь, в России, много диссидентов. Я знаю некоторых из них, и они говорят, что им как русским стыдно за то, что Путин делает с Украиной. {600 российских ученых и научных журналистов подписали обращение с осуждением войны в Украине, которое опубликовал наш журнал.} Они вообще не говорят, как вы, «Путин — это Россия».
….
СБ: «Дорогие друзья, я спросил у каждого из вас ваше мнение, потому что осознаю, что мы находимся в состоянии войны. А война — это не бессознательный конфликт, а вполне реальный конфликт.
Я не считаю это войной западноевропейцев против русских, совсем нет! Я вижу в этом войну между теми, кто верит в либеральную демократию, которая является предварительным условием психоанализа, и теми, кто в нее не верит. Кажется, я понимаю, что вы не верите в неё.
{И вы все представляетесь мне довольно едиными в этой идее.}
На данный момент нам не хватает базовых этических основ, которые могли бы, по крайней мере, на данный момент, сделать сотрудничество между вами и мной возможным. Поскольку существует этика психоанализа, существует и политика психоанализа.
Если хотите, мы можем возобновить наше сотрудничество после войны, я надеюсь, непродолжительной.
Но я хочу вам сказать, что мне от этого очень больно, и потому, что я вас уважаю и отношусь с любовью, но и потому, что, вопреки популярному мнению, вы, русские, находитесь в гораздо более опасном положении, чем сами украинцы! Конечно, теперь {на своей шкуре} страдают украинцы, но я боюсь, что в конечном итоге именно вы, русские, заплатите высокую цену, возможно, слишком высокую. Не знаю, воспринимаете ли вы всё так же, но я думаю, что политика Путина подвергает вас всех серьезной опасности. Я не хотел бы видеть вас однажды в положении немцев после 1945 года.
Так что, хотя я неверующий человек, я хотел бы сказать вам искренне: да хранит вас Бог!»
Конец встречи.
Мы прощаемся, одни улыбаются мне, другие выглядят взбешёнными. Мне кажется, что, в конце концов, моя откровенность их не обидела. Ведь они тоже согласны: мы воюем, сотрудничать нельзя даже на научном уровне. Мы по разные стороны баррикады не потому, что они русские, а я итальянец, баррикада —между теми, кто поддерживает политику Путина, и теми, кто с ней борется.
{Я сказал себе: если уровень поддержки путинской политики в России среди этих аналитиков такой же, как и в стране, то поддержка тотальная. Но мы знаем, что это не так.}
Я спросил себя: не хотел ли я навязывать им как-то демократическую и либеральную этику, нашу, без уважения к ним? Всегда существует этноцентрический риск. Я представляю себе то, что все в группе могли бы подумать обо мне: что я высокомерный представитель Запада. Что у меня есть свое представление о политкорректности и что если у них другое -то я их презираю и отказываюсь от них.
Надо ли мне было делать вид, что ничего не произошло, и проводить супервизию как обычно? {Говорить о русском пациенте, пока миллионы украинцев страдают от войны?} Это был бы способ отрицания реального, хотя психоанализ родился, чтобы мы осознавали реальность.
Я представляю себе в 1940 г. психоаналитика с гитлеровскими симпатиями, который просил ,бы меня о супервизии: предоставил бы я её? Конечно нет. Даже если гитлеровский аналитик не совершил никакого преступления, а просто дал себя увлечь, как и многих других, соглашаясь с идеями фюрера.
Расставшись с друзьями, с которыми я счастливо сотрудничал много лет, я хотел внести свой маленький вклад в украинское сопротивление вторгшимся. Я пытался показать им, что некоторых диктаторов нельзя безнаказанно поддерживать. Если вы делаете определенный выбор, вы должны заплатить цену. Даже если цена минимальна: остаться без клинических супервизий. Мы должны понимать, что наш выбор имеет цену, даж если эта цена минимальна, как в нашем случае: вот что означает давать меру реальности (this is what giving the measure of reality means).
Конечно, в каждой культуре есть свои принципы, но и психоанализ основан на определённой этике. Не важно, что данная этика родилась на Западе: всякий, кто хочет практиковать психоанализ – должен практиковать эту этику. И данная этика состоит в том, чтобы не отыгрывать (acting out) наши импульсы насилия и угнетения, которые, безусловно, существуют в каждом из нас. Мы должны признать их в бессознательном, а не совершать их в реальности. Я не знаю, западные они или универсальные, но это основные принципы психоанализа. В противном случае вы вполне можете заняться другой работой.
Я вспомнил, как ранее обсуждали случай, представлявшийся психоаналитиком данной группы. Анализанд был социопатом, торговавшим наркотиками, и я думаю, что из прибыли от торговли наркотиками он также платил и за анализ. Я сказал аналитику, что, по моему мнению, она должна установить как sine qua non (необходимое условие) анализа тот факт, чтобы он перестал этим заниматься. В противном случае, по сути, аналитик пользовался деньгами, полученными от преступления, она была de facto соучастником. Обычно мои предложения хорошо принимаются российскими коллегами, но, к моему удивлению, это – не было воспринято. По их мнению, вопрос о том, как пациент оплачивал свой анализ, не имел значения.
В этом состоит разница, которая не в разнице между западной демократией и восточной демократией. Психоанализ — это социальная связь, и, как и все социальные связи, она зависит от этических принципов, которые в основном являются принципами Полиса, в котором живут аналитик и его анализанды.
Даже психоаналитик не может быть беспристрастным.
03.03.2022
Перевод заимствоват с сайта European Journal of Psychoanalysis:
http://www.journal-psychoanalysis.eu/russian-translation-psychoanalysis-in-the-war-a-debate-with-russian-colleagues-s-benvenuto/
