Я хотел бы, чтобы мы начали обсуждение вопроса о Счастье, рассматривая его как идею и концепцию. Мы вынуждены прибегнуть к Этимологии, сроднив ее с Философией. Мы увидим, что слово «счастье» берет свое начало в мире сельского хозяйства. И в этом смысле оно не является единичным. Подобное происходит со многими другими словами, связанными с миром души и разума, чувств и эмоций, страхов и надежд и, наконец, с миром аффектов, то, что особенно интересует нас как аналитиков. Кажется, что самые древние слова, которые определили глубинную природу человеческого существа на протяжении тысячелетий, создавались как будто наитием Земли, предоставившей возможность человеку извлекать из ее недр все необходимое для удовлетворения своих потребностей. Эти слова остались верны своим корням, пожалуй, и человеческой природе в ее самых базовых аспектах. На самом деле, «предвестие» или «предзнаменование» (augurio) было связано с желанием роста, «подъемом» (auge) урожая. Слово «культура» отчетливо воскрешает в памяти акт культивации полей. Слово “Различать” (discernir) - просеивать (cernir) через сито наши чувства и идеи. Термин счастье, как уже говорилось, уходит своими корнями в сельскохозяйственную жизнь. Очевидно, что его классический предок, phoelix, связан с идеей плодородия, плодовито - сти. Это соотношение счастья с идеей плодородия дает нам представления для понимания механизмов, которые смогут сделать человека счастливым существом.
Я ссылаюсь сейчас на греческое словесное обозначение понятия счастья, которое также является и нашим, потому что именно на нем мы построили наше представление о счастье. Эвдемония - это слово употребляли греки для выражения благополучия, счастья, процветания и изобилия. Философы рассматривали это понятие как наивысшее благо, источником которого всегда является получение блага, будь то приобретенного либо полученного, как материального, так и духовного. Аристотель говорит, что счастье отождествляется с различными благами, добродетелью, мудростью, философией и процветанием, которое оно предоставляет. «Эвдемонист» - тот, у кого добрый дух, добрая душа или является добрым богом. Его называют счастливыми.
Я полагаю вполне уместным продолжать проводить «сравнения» между истоками социального и открытием психики в сингулярности субъекта. В группе романских языков понятие «счастье», скорее, относится к чему-то осязаемому, нежели духовному либо духам, к природе, нежели судьбе.
Имя существительное felix (множественное число - felices (счастливые)) происходит от глагола felare (или fellare), который означает: высасывать, сосать грудь. Принимая во внимание флексию женского рода, можно прийти к обоснованному выводу: первое, - это слово женского рода, и второе, - оно обозначало женщину в ее исключительно женской деятельности, а именно: грудное вскармливание. С учетом изложенного, (хотя это и спекулятивные рассуждения, однако, они имеют под собой основания), латинское слово «felix» было создано для обозначения женщины, кормящей грудью. Стоит также отметить, что в таком случае понятие «счастье» возникло бы не как что-то пассивное, а как полностью активное. Счастье рассматривалось бы больше как нечто отдающее, чем получающее. Если бы все так и было, первой референцией понятия «счастье» стала бы кормящая мать. В действительности в латинских дериватах первоначальными значениями слова «felix» были - «плодотворный», «плодородный». Все остальные значения коренятся в этом понятии по сходству либо аналогии. Мы можем идентифицировать понятие плодовитой матки в этимологическом плане, соотнеся его с тем, что мы уже говорили о Земле, семя с семенами. Хочу добавить, что для того, чтобы существовало плодородие, нам необходим другой.
Давайте рассмотрим проблематику понятий счастья и политики, с учетом того, что первое является абсолютным протагонистом стремлений и чаяний человечества. Если мы задумаемся о первоначальных моментах существования Человечества, о крайностях, в которых разворачивается его жизнь, а именно: безотлагательное удовлетворение своих потребностей, с одной стороны, а также ужас и фрустрация, причиной которых является опасная реальность, служащая этому помехой, с другой стороны; социализация и примитивная конструкция базовых норм - они необходимы, чтобы поддерживалась группировка, которая бы смягчала эти крайности, «подходящим» образом организуя ее и обеспечивая надлежащее управление. Иными словами, изначально подчинение структурам, которые формируются, -выгодно для защиты психики. С ребенком происходит нечто подобное в самом начале, «обманчивый» Принцип удовольствия, очищенный относительно первичных потребностей и немедленного вознаграждения (мы это находим у Фрейда: Превратности Психического Аппарата), превращая его в хороший объект, в то время как внешний объект будет колебаться между тем, чтобы быть хорошим (живущий как собственный), если его удовлетворяет, или плохим объектом и деструктивным (всегда живущий как чуждый своей структуре). Затем он «социализируется» с матерью и грудью, смягчая эту полярность, которая изначально была необходимой, чтобы поддерживать выживание.
Мы живем как единичные существа, социальные и погруженные в религиозные, политические и экономические модели, которые не только являются конструкцией, существующей относительно недолгое время. Идея коэрции и универсализации «счастья» не только является целью данных конкретных моделей и их функционального «фундаментализма», человечество еще с незапамятных времен прельщает и влечет к тому, чтобы любой ценой обрести счастье.
Определять ценность, оказывая уважение другому, удостаивать его большим счастьем за какое-то событие: «счастья тебя» (te filicito), «желаем вам счастья», уходит своими корнями в глубину веков. Happy birthday «Счастливого Дня Рождения» - пожелание не радости, не веселья, а счастья, следовательно, мы можем предположить, что это связано с вопросом существования. Каждый проходящий год мы диафрагмируем невыносимое чувство конечности, которое в нас пробуждается, поэтому прошедшее время отмечается с оптимистической точки зрения, вместо того, чтобы его признать, приурочив к ограниченности нашего существования. На испанском языке звучит, чуть ли не как оскорбление, когда человека неуспешного, которому не везет, который оступается на протяжении своей жизни, как правило, такого человека называют несчастливым.
Когда я выдвигал эти идеи, предметом моего беспокойства было не сводить их к уровню узко - профессионального психоаналитического диалога, что часто приветствуется, но при этом является препятствием к расширению границ обсуждаемой темы, учитывая ее связь с другими дисциплинами.
К предложению организаторов, такому привлекательному и новаторскому, я хотел бы добавить более общую проблему, которая отчасти включает и тему, с которой нам предлагается работать. «Политика» - сама по себе является важным вопросом для обсуждения, однако, рассматривать данное понятие стоит не только, обращаясь к двадцатому веку и современности, существуют все основания устремить наши взоры к значительно более давним временам. Стадный инстинкт человеческих существ побуждает их формировать социальные группы со своими границами, нормами, обычаями, верованиями и мифологией, которые впоследствии станут частью истории. Вводится политика, которая в совокупности с вышеупомянутыми факторами, как нам объясняет Пьера Оланье, порождает «Нарциссический договор», который должен быть внедрен и принят каждым новым членом этого общества (попытка достичь этого через родителей). У нас есть не только политика «счастья», но и «истины», политика «лучшего», того, «что соответствует», мы можем продолжить этот список, но я полагаю, что и этих будет достаточно, чтобы понять, что столь сложная тема выходит за рамки обсуждаемого нами сегодня вопроса. Мы черпаем обильный материал, используя мудрость и красивые метафоры наших самых прославленных философов - поэтов и писателей, которые высказывали идею о человеческой необходимости вернуться в Потерянный рай, из которого он был изгнан, предшествуя лакановской формулировки, упомянутой в обойме идей, предложенной Конгрессом, а от себя добавлю, что следствием происшедшего было утеряно бессмертие.
Я с благодарностью вспоминаю одного анализанта, у которого было имя (религиозного происхождения), противоречащее его фамилии, которая в староиспанском языке имела значение: развлекаться, особенно, в сексуальном смысле. Все в нем было противоречивым: будучи алтарным служкой, он, тем не менее, оставался ребенком незашоренным и открытым, он был достаточно красивым молодым человеком, но слишком низкого роста. Он не ценил своей инженерной деятельности или своего интеллекта (писал маслом и немного играл на гитаре), всегда был больше удрученный, чем удовлетворенный собой, подавленный, сухой, раздражительный и напрочь лишенный чувства юмора. Он ненавидел Вуди Аллена, обесценивал Альмодовара и даже Чаплина (они казались ему глупыми клоунами, его раздражали их киносценарии), он пытался при помощи хриплого голоса выглядеть более мужественным. И его семейная история способствовала тому, чтобы он стал именно тем, кем он стал. После нескольких лет лечения, несмотря на то, что я при нем ни разу не упомянул о моих “конфронтационных” интерпретациях, его голос утончился и смягчился, он стал получать удовольствие от юмора, полюбил улыбаться и терпеть различия со своими детьми, с которыми обращался и управлял ими как в военной казарме. У него постоянно было две жалобы: во-первых, отсутствие сексуального удовлетворения, а во-вторых, огромные трудности в изучении иностранного языка, особенно английского, который ему был необходим в его профессиональной деятельности, незнание которого препятствовало его карьерному росту в компании, где он работал. К моменту окончания своего анализа он существенно продвинулся в изучении иностранного языка. На одном сеансе он рассказал свой сон о торговом центре или магазине в Лондоне, очень большом и очень красивом, в который в реальной жизни он не смог войти несколько лет назад (из-за застенчивости и недостаточности денежных средств). Он не мог вспомнить название этого торгового центра, хотя и старался это сделать. Во сне он зашел в секцию продажи инструментов и с огромной радостью обнаружил, что он может использовать их с пользой для себя, хотя некоторые из них и казались весьма сложными. Он всего лишь мог вспомнить, что торговый центр находился на Оксфорд-стрит около площади Оксфорд-серкус. Я указал ему на то (это мне пришло в голову), что это могло быть связано с тем, что он в итоге сумел войти в самого себя, в свою собственную сущность, между культом (Оксфорд) и юмористическим, но не настолько паяцевым (Circus (как цирк), но Оксфордский), а в нем самом были инструменты, которые помогли ему противостоять своим конфликтам, доставив себе удовольствие Эмоционально жестикулируя, он мне ответил: «Доктор, то, о чем вы говорите, это означает иметь Селф. Я вспомнил названия Selfridges (произносится почти как self rich «Я богат»)». Он плакал и смеялся одновременно. «Я чувствую себя таким счастливым. Вчера у меня с женой была прекрасная бурная ночь». Несколько лет спустя, он возглавил филиал компании, которая должна была быть двуязычной, в мексиканском городе Веракрус (истинный крест). На этот раз был другой крест, который он вынужден был нести.
Нам было бы лучше найти для психоанализа Фрейда более широкое понятие, чем «изобретение». Я полагаю, что Учитель заслуживает титула «создателя», а поскольку сказал В. Бион, мысли рождаются, чтобы их обдумать, что в свое время говорили и греческие философы, то я хотел бы добавить к термину «создание» термин «открытие» или «откровение». Слово «изобретение» по отношению к психоанализу, по крайней мере, на Западе находится за гранью обычного дискурса, - приобретает оттенок чего-то ненастоящего, надуманного, даже апокрифичного. В адрес психоанализа было много несправедливой критики из-за подобных субъективных оценок.
Люди, которые могли бы обратиться к нам за помощью, часто сталкиваются с проблемой выбора между Психотерапией и Психоанализом, поскольку обе системы из-за различного содержания, техник и методов лечебного воздействия могут ошибочно квалифицироваться неопытной публикой первая - как способ «добиться счастья», а вторая - «страдать».
«Обязательное» наличие «счастья» как элемента, навязанного организаторами и/или идеологическими контролерами социальных групп, является не только изобретением неолиберализма или религии, но и Коммунизма, и Утопического Социализма, в идеологии которых оно присутствует в сильно искаженном виде, поскольку попытка сохранить любой ценой индивидуальный нарциссизм для своего социально - политического инструмента (подчинить через простые и ложные вознаграждения, как бы метафорически обещая, что если «сосать», можно добиться счастья), это универсальный феномен в силовых структурах. Поиск раскрытой истины, прогресса, совершенствования, успеха, и наконец, «счастья» превращает их в неприкасаемые институты. Психоаналитические идеи революционировали Западную культуру, однако, мы видим, что Психоанализ мало смог сделать с инструментами, которыми обладает, чтобы истолковать двойные лица этих продуктов. Мы не должны забывать, что технологическое, особенно относительно инструмента распространения, убеждения и коэрции, не может оказать большую помощь Психоанализу в его клинической практике, поскольку сам Психоанализ со своим предложением, языком, методом (и стоимостью) доступен лишь весьма ограниченному кругу людей, которые им интересуются. Более того, нас психоаналитиков, как свободомыслящих профессионалов, именно эта ограниченность и больше всего интересует. Есть тысячи аналитиков, которые принимают миллионы или более (?) анализантов. Есть приблизительно 2000 футбольных игроков, которые часами захватывают своей игрой миллиарды телезрителей. Есть чуть более 100 теннисистов, которые удерживают внимание в течение нескольких часов пятьдесят или более миллионов других телезрителей. Телевидение, как универсальный инструмент распространения информации, заставляет поверить, что футбол, теннис и различные другие мероприятия - именно там решаются судьбы мира. У нас около миллиона служителей религиозного культа, представляющих многие религии и секты как на Западе, так и на Востоке, которые оказывают свое влияние на более, чем четыре миллиарда прихожан. Библия, Евангелие, Коран, буддистские и индуистские тексты, все основные Политические Доктрины, неправильно прочитанные, плохо понятые, неверно истолкованные - все они являются предложениями доступа к раскрытым истинам через абсолютное повиновение заповедям, чтобы «достичь» счастья (пусть даже в очень искаженных и усложненных формах). Все это существовало испокон веков в почти девяноста процентов семей по всему миру, еще задолго до всего предложенного в настоящее время и последние полвека. Все эти тексты «идеологически» читаемые, для нас «изобретают» (если это слово здесь уместно) пути, чтобы стать «счастливыми».
Если мы рассмотрим фрейдистский Принцип Удовольствия против Принципа Реальности, с точки зрения, метапсихологии, то в первом случае мы столкнемся с чистым или очищенным удовольствием. Основа этой программы инстинктивного удовлетворения или, точнее, удовлетворения влечений в своем развитии приведет нас к не развитию и постоянному застою психики, локализованному в «Claustrum» («Ограде») (не рождению ...), что вытекает из новаторских идей Дональда Мельцера. Это нас заставляет фиксироваться на параноидально-шизоидной позиции, без альтернации для эволюции, оставаясь в плену аутизма, зависимостей или психотического функционирования, как правило, Психотического доминирования (крайний фундаментализм, преступление). Сбежать от фрустрации и страдания, порождаемые реальностью, чтобы продолжать существовать в образе жизни, который требует Принцип Чистого Удовольствия, стремясь к состоянию, которого можно наделить «качествами» счастья. Того счастья, которое станет предметом нашего обсуждения на Конгрессе, и которое мы должны понимать, относясь к нему не с предубеждением, а со знанием природы его происхождения, чтобы использовать в своей клинической практики, помогая решать его парадоксальные последствия, главным образом, не понимая важности существования Конфликта.
Я хотел бы вернуться к одному комментарию в тексте приглашения, предложенного нам Организаторами, где говорится, что Психоанализ никогда не задавался целью достигнуть счастья. Любопытно вспомнить, что в библиографии Полного собрания сочинений Фрейда слово счастье фигурирует всего лишь один раз! (« Недовольство культурой»).
Наша обязанность - погрузиться в латентное манифестного, мы не должны отказываться от того, чтобы анализировать и исследовать клинические явления, технические приемы и наше институциональное Бытие. В психоаналитических школах, в борьбе их групп влияния, стремясь навязать свои идеи и методы работы (как та кормилица, которая утверждает, что ее «специфическое молоко» является самым лучшим), вместо того, чтобы находить точки соприкосновения для лучшего понимания и прорабатывания тех отличий, которые сложно соединить, они пытаются создать свои центры влияния, которые в различные времена выбирали и проталкивали разные схемы и авторов, подчеркивая их исключительность и утверждая, что только они способны осветить наш путь. В обучении давалось предпочтение кандидатам, которые исповедовали перспективные и модные теории. Это была некая попытка найти «счастье» внутри психоаналитических ассоциаций, чтобы почувствовать себя «избранными». Вспомним эволюцию, происходящую в наших теоретических и технических концепциях, когда парадигма Детерминизм - Причинность пошатнулась с появлением философских течений, склонных к мультипричинности и комплексности, которые помогли нам абстрагироваться от этой парадигмы, порожденной от неправильно интерпретированного структурализма.
Как и многие аналитики, мы практикуем (или практиковали) теоретический «фундаментализм», что ограничивает поле нашей профессиональной деятельности. Я полагаю, что это было сделано нами для нашего успокоения и ощущения себя счастливыми, по при этом привело к определенной «зашоренности».
Я задаюсь вопросом, не придем ли мы в полное отчаяние и не будем ли чувствовать себя абсолютно несчастными, если не получим всеобщее признание и тот статус, который получили «фундаментальные» науки? Наши дискурсы изобилуют понятиями «высокого» литературного уровня, неясными в своих определениях, но такими соблазнительными в своей загадочности. (fashion milk), которые привлекают внимание молодых людей (с небольшим опытом личного психоанализа, но, напичканные психоаналитической литературы). В последние годы, как это случилось с моим пациентом, я поймал себя на том, что пытаюсь придать художественный оттенок своей профессиональной деятельности. Как В. Бион, так и Дональд Мельцер, в своих более зрелых сочинениях, проявляли интерес к постижению и пониманию в аналитической связи и взаимном обмене между анализируемым и аналитиком эстетические аспекты, которые способствуют insight обоих. Я открыл для себя, и хочу поделиться этим с вами, что использование чувства юмора и его смысла, уместного и правильно применяемого, не оказывает негативное влияние на необходимый регресс для производства переноса, и, несомненно, предоставляют развитие и эволюцию связи, расширяя необходимое переходное пространство (Как сказал Дональд Винникотт).
Отсутствие прогресса в нашем ремесле, в сравнении с процессами, происходящими на основе новейших технологий в других науках, не чувствуем ли мы из-за этого себя отверженными, пытаясь найти выход в цветастой и вычурной прозе? Не заканчивается ли наше обманчивое «счастье», основанное на фантазии, появившейся со времен Фрейда, как философский камень алхимиков, делая акцент на наших сильных местах, осуществляя нашу деятельность в соответствии с моделью либеральных профессионалов?
Кажется, легче бороться со стратосферой, шероховатостью и сухостью земли, вредными для нашего организма метаболитами или производить бесчисленные подвиги на инженерном поприще, в области информатики и коммуникации, чем «преодолевать» патологический нарциссизм, стремящийся к постоянному «счастью», дающий уверенность в обладании абсолютного разума и истины в собственном существовании.
У меня нет ощущения себя ни «счастливым», ни « несчастным», хотя и присутствует чувство определенной благодарности, а также надежды, что посеяв в этих вопросах или проблемах семя, мы сможем добиться того, что лучшая культура, в рамках нашего Конгресса, прорастет.
